- Здороваюсь, ведь и его извратила «система» …
Было время такое: если тебе наклеят ярлык — не скоро отмоешься. Клеймо «черноликого» на мне тоже сохранялось многие годы. А из «Ленинца» решил уйти, чтобы не подводить брата, так как Ахунзянов требовал уволить меня. Перешел младшим литературным сотрудником отдела сельской жизни редакции газеты «Советская Башкирия». Приняли меня доброжелательно. Видимо, все-таки я умел писать — через некоторое время сделали литсотрудником, затем спецкором отдела партийной жизни, а затем заведующим отделом информации и спорта.
Вместе со мной в этом отделе работала А. Баронова. Была она опытной журналистской , имела хорошие деловые связи. Однажды приезжает в редакцию
первый заместитель председателя исполкома Уфимского горсовета и говорит, что в Уфе начали строить фонтаны. Баронова объехала вместе с ним город и написала информацию, что Уфу украсят фонтаны. Информацию опубликовали и на планерке отметили. А через несколько дней разыгралась трагикомедия (для меня новая трагедия). Оказалось, что кто-то из ветеранов написал письмо в Москву в «Правду», что в Уфе, когда десятки тысяч людей живут в бараках, возводятся никому не нужные фонтаны. А незадолго перед этим вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об архитектурных излишествах, где приводились примеры из Баку и ряда других городов.
Возможно, в другое время эта информация не получила бы такой огласки и не вызвала бы бурю чувств со всех сторон, но суть в том, что решение о строительстве этих фонтанов было принято бюро Уфимского горкома КПСС год или менее назад, тогда горком возглавлял М.З. Шакиров. А когда вышло правительственное постановление, он был уже первым секретарем обкома КПСС. Новый «первый», естественно, не хотел получать сразу «по зубам». А собкором «Правды» в Башкирии в те готы был Уткин — журналист критического пера. Из Москвы ему позвонили: если правда то, что пишет ветеран, - подготовить реплику.
Разговор этот стал известен Шакирову. Представляете, только что вышло постановление, а в Башкирии его игнорируют. Насколько я знаю, вызвал тогда Шакиров секретаря по идеологии Ахунзянова и сказал примерно так: иди, хоть на колени падай, но реплики не должно быть. Однако это ведь не сегодняшняя обстановка в стране: секретарь обкома и перед каким-то журналистом, пусть даже из «Правды» — на коленях?
Как же поступил Ахунзянов? Собрал в редакции «Советской Башкирии» редакторов всех республиканских газет и наших сотрудников, в кабинете редактора Г. Г. Михеева, и не здороваясь, набросился.
- Кто позволил давать дезинформацию?
Михеев говорит, что это не дезинформация, вот копия постановления бюро горкома партии, и потом наш корреспондент ездила вместе с работником исполкома, и все детали перед публикацией уточнял заведующий отделом Мадриль Гафуров ...
Ахунзянов тут просто взъярился (не смею приводить его похабную брань), потребовал «разогнать на … этих братьев Гафуровых»...
Дело в том, что незадолго до этого судьба вновь свела нас с братом в одной редакции — его назначили заместителем редактора «Советской Башкирии». В ответ на матерщину Ахунзянова возмутился наш ответсекретарь. Был он очень деликатный, вежливый, умный человек, переехал из Казахстана в связи с тем, что болела жена и нужно было сменить климат. Он и говорит Ахунзянову:
- Вы почему себя так ведете? Что позволяете себе?
Ахунзянов в ответ:
- А ты (!) кто такой? Я тебя не знаю и знать не хочу...
Так в одночасье была решена участь нашего ответсекретаря..
А в материале Бароновой, действительно, все было верно. Но требовалось спасать честь мундира, и два дня в редакции сидели сотрудники отдела пропаганды и агитации обкома КПСС, сочиняя с вывертами новую информацию, где говорилось, что это так, но не совсем, что, да, фонтаны строятся, но это в перспективе, а главное,
что допущена неточность, что люди подготовившие «дезинформацию», будут наказаны...
Но представьте себе боязнь чиновников перед вышестоящим и всемогущим начальством. У Бароновой зять работал в Москве в каком-то ведомстве - «шишка». Так что в результате пошла вновь круговерть вокруг меня. Вызывают в обком КПСС, и зам. зав. отделом пропаганды и агитации Хазиев заявляет:
- - Мадриль, тебе надо уходить с этой работы.
- - Почему я должен уходить?
- - Понимаешь, ты вновь допустил грубую ошибку.
- -Какую грубую ошибку я допустил?
- - Пропустил такую аполитичную информацию (как видите, выбор терминов и ярлыков — не широк).
- - Информацию не я один пропускал, я - не редактор газеты. (В редакционной практике любой материал визируют подписи нескольких должностных лиц: сотрудника, написавшего информацию, заведующего отделом, заместителя ответсекретаря, ответсекретаря, заместителя редактора, редактора).
- Я говорю:
- - Если допущена ошибка — делите вину на всех, то есть на шестерых, свою долю ответственности я могу нести.
- - Нет, заведующий — первая инстанция.
- - Не первая, а вторая — есть ещё сотрудник, автор...
В общем, продолжалась эта новая волынка по моему увольнению долго—вызовы, душещипательные беседы, нервы напряжены. И Григорий Григорьевич Михеев — редактор, а до этого был помощником первого секретаря обкома КПСС, понимая мое состояние, сказал:
- - Иди в отпуск...
Я уехал на Кавказ, предупредив семью, чтобы никому не сообщали, где я — мол, в туристическом походе, а где точно, не знаем. Однако, едва вернулся через месяц, меня вновь вызвали в обком партии — уже заведующий отделом пропаганды и агитации У.Н.Бакиров. Мы земляки (из Кугарчинского района), и разговор вроде дружеский...
- - Уйди, Мадриль.
- - А почему я должен уходить?
- - Ну, так надо, так надо....
Это потом мне рассказали, не буду говорить кто, что в Москву дали ответ, будто информация неточная и за это наказан заведующий отделом—снят с работы. Но я то ведь работаю. А вдруг всплывет? И поэтому надо было меня убрать - тем более, что человек я «замаранный». И вот, когда я узнал об этом, пришел к Уралу Бакирову. У него сидел редактор «Вечерней Уфы» Явдат Хусаинов.
-Ребята, - говорю, - вы бы хоть придумали какой-то вариант, что вот переводите, например, меня в редакцию «Вечерней Уфы» для укрепления и т. д. Посмеялись. И что вы думаете? Через 3 дня вызывает меня в обком вновь Хазиев и говорит:
- Мадриль, мы тебя рекомендуем на новую должность в редакцию «Вечерней /Уфы» на укрепление коллектива (смех и грех).
В общем, понимая, что от меня не отвяжутся, дал я согласие и перешел в «Вечернюю Уфу», идеологическим (!) отделом. Затем был приглашен, в Президиум Верховного Совета Башкирской АССР, помощником Председателя, откуда, проработав около четырех лет, вновь вернулся в «Вечернюю Уфу» заместителем редактора. А в октябре 1980 года назначили меня собкором, а затем заведующим корпункта Гостелерадио СССР по Башкирии и Оренбургской области.
Возможно, на этом поставил бы точку, если бы, не кинофильм, который посмотрел по телевизору, о событиях в Узбекистане, где журналист погибает ради Правды…
После показа в программе «Время» моего репортажа о том, что в Башкирии ради дутого выполнения плана по мясу сдают некондиционный скот: вместо 500-килограммовых бычков лишь 150—180- килограммовых телят, вдруг под окнами
корпункта появились подозрительные личности. А однажды поздно вечером, когда я готовил радиорепортаж, два милиционера ворвались в корпункт вместе с овчаркой (искали компромат: не пьянствую ли я, не встречаюсь ли в корпункте с женщинами?). Пришлось звать на помощь студентов, благо корпункт находился против главного корпуса мединститута…
Не знаю, чем бы все кончилось, но вскоре был вызван в Москву на учебу, находился там больше месяца и к моему возвращению в Уфу в газете «Правда» появилась статья В. Прокушева «Преследование прекратить» и М.З.Шакиров был снят с должности первого секретаря Башкирского обкома КПСС. Думаю, что статья эта помогла и мне., меня на время оставили в покое...
- А завершить эти печальные воспоминания хочу стихотворением, посвященным в те далекие дни старшему брату.
- Что ждет с тобой нас:
- рай иль ад -
- гадать об этом не пристало ...
- Немало выпало нам, брат,
- от жизни почестей, немало.
- Живем мы так, как долг велит,
- а долг - он сердцем продиктован,
- пускай наш труд не так велик,
- но мы к нему всегда готовы.
- Мы ошибались, и не раз,
- но чаще правыми бывали,
- лишь никогда мы напоказ
- своих побед не выставляли.
- Бывает, нас чернит хула,
- но мы-то, мы-то ведь не лживы,
- нас вера в доброту вела,
- она жива - и с ней мы живы.
- И вновь встречаем зло в штыки,
- и добываем правду боем,
- а что бывают синяки -
- то тем мы счастливы с тобою.
- Пускай уйдем мы без наград –
о славе плакать не пристало...
- Поэт — он пахарь и солдат,
- Земля нам будет пьедесталом.
- Post Scriptum.
В журнале «Бельские просторы» (№11, ноябрь 2000г.) были опубликованы воспоминания моего брата Марселя Гафурова под заголовком «Соловей не блещет опереньем...», в том числе и об «Истории с «Метафорой». Они перепечатаны в номере газеты «Евразийский проспект» за декабрь 2008 года, посвященном мне в связи с 70-летием со дня рождения. А так как в воспоминаниях брата говорилось и обо мне, редактор выпуска попросил меня прокомментировать его рассказ. Вот что, в частности, сказано в этом комментарии:
«Мой брат Марсель, в отличие от меня, да будет сказано не в обиду ему, человек - бесконфликтный. Что до меня, то, как писал поэт: «я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал», и никогда не гнул спину перед власть предержащими чиновниками. О том сказано и в стихотворении «Юбилейное посвящение себе ...»:
- Каким я был?
- Всегда готовым к бою
- за Честь и Долг -
- властям наперекор,
- и ощущал не раз над головою
- рукой державной поднятый топор...
Но так как брат сам признался, что в свидетели не годится, я - непосредственный участник событий, испытавший на своей шкуре мощь репрессивной машины, вынужден кое - что уточнить.
В воспоминаниях Марселя Гафурова сказано: «Я пошел к Ахунзянову в надежде, если не отвести от брата, то хотя бы смягчить предстоящий удар. Ахунзянов сказал, что ничем помочь не может. Возможно, не лукавил - ведь дело раздул КГБ, и репрессивная машина уже сработала. Бюро обкома объявило молодому коммунисту Мадрилю Гафурову выговор с занесением в личное дело. Неприятность по тем временам немалая, но удар был все же не смертельный.
Брату пришлось сменить место работы, да еще долго не прощалось ему «потеря политической бдительности»).
К Ахунзянову я тоже ходил... Сказал, что пришел к нему как человеку из поколения отца, ведь он тоже воевал. Просил выяснить, в чем же меня обвиняют? ...
Ничего мне Ахунзянов не ответил... А на заседании бюро заявил, точнее, солгал: «Зия Нуриевич, это здесь он ведет себя как паинька, а на меня барсом бросался ...». Вот вам и главный идеолог республики! Какое уж тут «лукавство»?
.Потом, до конца своей «карьеры», пытался уязвить меня, видимо, потому, что мне были известны некоторые его грешки … Но вопреки ему меня утвердили помощником Председателя Президиума Верховного Совета БАССР, затем назначили собкором Гостелерадио СССР по Башкирии и Оренбургской области... И впоследствии при встрече со мной у него желваки ходили ходуном...
«Ничего, секретари приходят и уходят, а журналисты остаются...». Ушел и он, а я по - прежнему состою в Коммунистической партии, был избран секретарем Башкирского рескома КПРФ. Его же нередко можно видеть «под парами». А ведь когда –
то он пытался обвинить меня не только в «инакомыслии» и «антисоветчине», но и в пристрастии к Бахусу...
И еще. В одном из моих поэтических сборников «Когда поет жаворонок...» есть стихотворение под названием «Чиновнику от литературы Т-ву» (Тагирову - это псевдоним Ахунзянова), написанное в те давние дни.
- Как ты живешь?
- Досыта ешь и пьешь,
- самонадеян и собой доволен,
- но час настанет - и тогда поймешь,
- что жизнь твоя ведь в сущности - неволя.
- Поймешь,
- что ты - былинка на ветру,
- хотя и мнишь себя в среде Великих, -
- нет, из тебя не получился Брут,
- а стал ты просто Янусом двуликим.
- Поймешь,
- что вовсе ты не удалец,
- что жизнь твоя лишь издали красива,-
- кривя душой, ты на трибуны лез,
- когда тебя не ждали,
- не просили.
- Судил других,
- сам комкал чью — то жизнь,
- не жил,
- а красовался на параде,
- крича о Правде, утопал во лжи ...
- Спроси себя,
- спроси:
- чего же ради?
- Ты все имеешь нынче без труда,
- но участи твоей грядущей жалко:
- я верю, что настанет день, когда,
- тебя с позором выкинут на свалку ...
- Декабрь 1968 года.
- Так и случилось.
А наград у меня разных мастей и достоинств немало за 60 с лишним лет трудового стажа:
- Я - заслуженный работник культуры Башкирской АССР,
- Лауреат премий Союзов журналистов СССР и России,
- Общественной премии имени Мажита Гафури,
- Победитель Всероссийского журналистского конкурса
- «Золотое перо России» 2010 года,
- Кавалер нагрудного знака Правительства Татарстана
- «За достижения в культуре» и Почетного знака
- Международной организации ТЮРКСОИ.
- Есть награды государственные и ЦК КПРФ - орден и медали.
Но главное - это уважение ко мне моего народа, которое я чувствую и испытываю постоянно, и которое вдохновляет меня и дальше непреклонно бороться за Правду с продажными чиновниками и коррупцией.
- И, наконец, готовя эту «исповедь» к публикации в «Истоках», перелистал я «Бельские просторы» (№5, май 2008 г.), где опубликована подборка моих стихов «Письма из Бурзяна», посвященная моему замечательному другу, врачу и поэту Георгию Кацерику, которому также крепко досталось за «Метафору», он был вынужден уехать из Уфы в Бурзянский район, где много лет работал врачом. Вот одно из них под названием «Исцеление»:
- В сердце боль …
- Или мне только кажется -
- разобраться пока не могу:
- на подворье заброшенной пажити
- исцеляюсь я в снежном логу.
- Словно в сказке, лесная халупа
- приютилась над речкой Кужой,
- может быть, поступаю я глупо,
- только знаю: я здесь не чужой.
- Утонуло в сугробах зимовье,
- стонут волки по лунным ночам,
- но по сердцу мне глушь и безмолвье
- в стороне от коварных начальств...
- Не унижу минувшее словом,
- хоть познал много горя и зла, -
- здесь себя постигаю я снова...
- Ну а ты как — в своих Иргизлах?
- Сорок верст от лесной автостанции,
- ни дорог, ни попутчиков нет,
- изредка лишь доходит по рации
- до меня чей- то дальний привет.
- Нет здесь спеси пашей, нет их гонора,
- а природа, она — как родня...
- Отлучили с тобой нас от города
- только воли у нас не отнять.
- Оболгали паши нас, обидели,
- осквернили и имя мое,
- исцеляюсь я в этой обители,
- исцеляю здесь сердце свое.
- Где, конечно не Юг и не Арктика,
- и халупа моя — не дворец,
- там во мне убивали романтика,
- здесь во мне утвердился борец.
- и лютует мороз на яву …
- страдаю, а все же живу...
- Правят миром паши многоликие,
- только знаю я цену себе, -
- пусть пажи на тальянках пиликуют,
- мне по нраву игра на трубе.
- Чтоб звучала она по округе,
- чтоб звала нас на труд и на бой,
- чтобы пела о дружбе и друге,
- и о юности нашей с тобой.
- Не подвластен ничьим я приказам,
- но тебе я, конечно, не лгу:
- от пашей, как от черной проказы,
- исцеляюсь в глухом я логу.
- Бурзян, Зима 1968 года.
- Конец «хрущевской оттепели».
-
- В этом же номере «Бельских просторов» опубликовано окончание повести «Что там за холмом?» нашего земляка, ныне москвича, Анатолия Генатулина, (вообще - то он - Талха Гиниятуллин). И вот что он написал: «Если кто - нибудь терпеливо прочтет эти мои записки, может подумать: написано все это ради похвальбы или в назидание слабым и ленивым... Но не для этого я написал».
И я не для этого. И вот тому подтверждение:
Я не зря живу на свете этом,
и жалею только об одном:
мне борьба мешала стать поэтом,
муза мне мешает быть борцом.
Только знаю и скажу без спеси:
коли суждено мне дальше жить,
я бороться не смогу без песни,
без борьбы мне песню не сложить.
Потому покой мне только снится,
и, окрепший в пламени борьбы,
буду с песней я за Волю биться,
и иной не надо мне судьбы.
Честь имею!
:Мадриль Гафуров,
- кандидат философских наук.
На снимке: фотокопия диплома Лауреата премии Союза журналистов СССР.
| 
